Частица тьмы - Терри Тери

— Правда? — удивляется Шэй. — Может, стоит ее пригласить?

— Кто такая Септа? — спрашивает Иона.

— Она была… то есть, наверное, по-прежнему остается старостой этой ветви общины, — поясняет Шэй. — В отсутствие Ксандера остается за главную. Но в последнее время они не очень ладят.

— Похоже, это веская причина пригласить ее, — говорит Иона.

— Келли? Ты не против?

— Нет, — после некоторых колебаний отвечаю я, хотя мне это не по душе. — Но можно ли тебе пить вино, Шэй? Разве твое сознание не должно оставаться ясным на случай, если придется что-то делать?

— Ерунда. Я могу вывести алкоголь из организма за секунду, если возникнет такая необходимость.

— И никакого похмелья? — спрашивает Иона.

— Ни малейшего.

— Ладно, давайте пригласим ее!

Глаза у Шэй меняются, взгляд как будто уходит в никуда, и Иона удивленно смотрит на нее: никогда раньше она такого не видела.

— Что это с ней? — спрашивает она.

— Так бывает, когда Шэй связывается с кем-то мысленно, чтобы поговорить.

— Ух ты.

Глаза у Шэй снова проясняются. Она хмурится.

— Септа не отвечает. Может, стоит пойти посмотреть? Она была сама не своя с тех пор, как… в общем, после всех этих смертей. — Она виновато смотрит на Иону.

— Я схожу, — предлагаю я.

— Ты уверена, Келли?

— Да.

— Буду на связи, если понадоблюсь, хорошо?

Я киваю, открываю дверь и выхожу на улицу. Уже стемнело. Если Иона заразилась, то пройдет еще несколько часов, прежде чем болезнь проявится — обычно около суток ведь так говорила Шэй? Уверена, им хочется поговорить наедине, без меня, и я отправляюсь к дому Септы окружным путем. Ощущаю следы присутствия Шэй у себя в голове; она слушает на случай, если мне понадобится помощь. В отличие от того, как это делала Септа, ее присутствие успокаивает.

В окошке спальни Септы виднеется слабый, мерцающий свет. Я стучу, но она не отвечает, и в конце концов открываю дверь и заглядываю внутрь. В передней никого. Я вхожу и заглядываю в маленькую кухню — пусто.

Дверь спальни открыта. Никогда раньше такого не было, Септа всегда держала ее закрытой. Любопытно. Она бы наверняка заметила, что я здесь, если бы была дома.

Я заглядываю в спальню и, вздрогнув от неожиданности, отступаю назад. Септа сидит на кровати, скрестив ноги, и не шевелится.

Присматриваюсь: глаза широко открыты, взгляд отсутствующий. Она общается с кем-то и меня не видит и не чувствует.

Ее комната выглядит роскошнее, чем другие спальни, которые я видела в общине, где все просто и функционально. Кровать больше и задрапирована красивым кружевным балдахином от самого потолка. Окно открыто, и ткань слегка шевелится от легкого ветерка, едва не касаясь горящей свечи на прикроватной тумбочке. Я вхожу на цыпочках и задуваю свечу; надеюсь, она решит, что ее погасил ветер, и мне не придется объяснять, зачем я крадусь по ее комнате.

Вернувшись на кухню, я открываю холодильник: внутри бутылка вина. «Совиньон блан» написано на этикетке. Интересно, оно хорошее? Есть тут и другие вина, хотя не так много, как я видела однажды, когда приносила Септе ланч. Я тороплюсь, боясь, что она может меня услышать. Беру бутылку из холодильника и заменяю ее бутылкой из ящика, после чего, крадучись, покидаю дом Септы. Сердце колотится.

Шэй, должно быть, замечает что-то. «Все в порядке, Келли?» — мысленно спрашивает она.

«Да. Я взяла бутылку вина и уже возвращаюсь».

20

ШЭЙ

— А, слабачка, — говорит Иона и, подмигнув, кивает в сторону Келли, которая крепко спит в кресле после полстакана вина, которое мы позволили ей выпить.

Мы сидим на диване, держась за руки в темной комнате. В окно светит луна.

— Ну, каково это, иметь младшую сестричку? — спрашивает подруга.

— Необычно. Всю жизнь мы с мамой были только вдвоем: она и я. — Боль снова сдавливает грудь, в горле встает ком, и проходит несколько мгновений, прежде чем я снова могу говорить. Иона понимает и ждет. Мы с ней словно единое целое и, хотя сейчас и не соединены мысленно, понимаем друг друга без слов. Так здорово ее видеть, говорить с ней. Но вдруг…

Нет. Я твердо и решительно отгоняю мысль о том, что может случиться с ней здесь. Мы договорились: эта ночь для нас. Никакого Ксандера, никакой эпидемии, только мы.

— Расскажи мне о Кае, — просит Иона. — Что между вами произошло?

— Он сделал все, чтобы найти меня. А когда нашел… ну, в общем… я повела себя как дура. Не поверила некоторым вещам, которые он говорил мне о Ксандере, а он не поверил кое-чему, что я сказала о его сестре. Я решила поехать с Ксандером и найти Келли, и вот я здесь.

— А Кай не поехал с тобой? Почему?

— Это долгая история, но, прежде всего, он не верил, что Келли еще жива. А я не могла сказать ему, почему уезжаю, — он не стал бы меня слушать.

— Похоже, упрямый.

— Да, и вспыльчивый. Но в этом случае я его не виню. Я не сказала ему, что Ксандер мой отец, вот он и обиделся. И оказался прав: нужно было рассказать. — Я тяжело вздыхаю. — Но как бы то ни было, я все еще надеюсь. Попросила его… подругу передать ему, почему уезжаю. Надеюсь, она это сделала.

— Ага. За надежду, — говорит Иона, и мы с ней чокаемся стаканами.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, потому что не могу удержаться.

— Счастлива быть с тобой, напугана и зла на чокнутого полубога-маньяка, которого ты называешь папой.

— Я никогда его так не называю!

— Ну, ты понимаешь, что я имею в виду.

— Я спрашивала, как ты чувствуешь себя в физическом смысле.

Она пожимает плечами, не отвечает, и в душу мне заползает холодный липкий страх.

— Скажи, — настаиваю я.

— Ну, немножко голова побаливает, наверное, от вина.

Ее аура светится в темноте, и в ней я замечаю тени; пока еще слабые, но они уже начинают темнеть и расширяться. У нее болит голова, да, но это еще не всё.

— Внутри немного болит, да?

— Ну вроде. — Она вздыхает, опускает глаза. — Да ерунда. Можно не обращать внимания.

Она пытается притвориться, что ничего нет, но что если я могу помочь?

— Давай я проверю тебя изнутри.

Она вздыхает, ставит стакан на стол.

— Похоже, вечеринка закончилась. — Наши глаза встречаются. В ее ауре страх, но она пытается не показать его. — Что бы ни случилось, я рада, что снова увидела тебя.

— Я тоже. — Но лучше бы ты не приезжала. Боль, которую она будет испытывать, подавляет меня. Даже с теми, кого я знала всего ничего, было тяжело, каково же будет с Ионой?

Я должна бороться, чтобы сохранять надежду. Без нее меня ждет неудача, как уже бывало не раз. Но как?

В глазах Ионы отражается страх, который она старается скрыть. Я могу притвориться ради подруги и, может быть, кто знает, надежда станет реальностью.

— Прорвемся, я уверена. Вместе у нас получится. Хорошо?

— Да! А теперь делай, что должна. Дай знать, если я могу помочь.

— Ложись поудобнее. — Я встаю, и Иона кладет ноги на диван. Я подкладываю подушку ей под голову, она слегка морщится. Я сажусь на пол рядом с ней. Она обнимает меня одной рукой.

— Ладно, я готова.

Я мысленно проникаю внутрь нее и, несмотря на то, что знаю, чего ожидать, все равно вздрагиваю: началось.

21

КЕЛЛИ

Я путешествую по давним воспоминаниям: Рождество. Кай поднимает меня, чтобы я повесила ангела на верхушку елки. Поездка на море с ним и с мамой… день, когда он подарил мне подвеску-дельфина.

Это так приятно, так чудесно, что до меня не сразу доходит: это не я хотела увидеть все это, а Дженна.

Я отделяю ее желания от своих.

Дженна, почему ты со мной?

Она не знает почему, но знает что-то такое, что не хочет мне рассказывать.

Пожалуйста, я должна понять.

Она колеблется. Понимает, зачем мне надо знать, но боится.